Новости культура Россия - iCity.life Нижний Новгород

Германия не пережила нацизма и выродилась — Россия бессмертна. Америка сегодня в полушаге от фашизма, в России эпоха фанатизма невозможна никогда. Российская история движется по кругу: она никогда не потонет, но и никуда не поплывет… Писатель Дмитрий Быков дал лекцию в Риге, в которой изложил свои взгляды на судьбу родины, поделился догадками о форме латвийской кривой и передал свои восхищения Паулсу, с которым делал мюзикл, но не сделал.

На сцене Дома Москвы Дмитрий Быков появился 22 апреля в неожиданном костюме, дав повод заподозрить его в неравнодушии к вождю мирового пролетариата, который в апреле 1900 года провел в Риге примерно столько же времени, сколько и российский писатель, спустя более века. Чтобы пресечь подобные догадки, Быков пояснил торжественность выхода празднованием совсем иных дат — 27-летия дембеля и 20-летия встречи с будущей женой. После чего с ленинским размахом взялся за препарирование старой и конструирование новой истории России, не преминув, по просьбе зрителей, обозначить и латвийские перспективы.

По версии Быкова, «история каждой страны являет собой совершенно особую геометрическую фигуру. Как мне представляется, в Штатах это синусоида, в Европе (в том числе и Латвии) — некая незамкнутая плоская кривая, в исламском мире — совершенно сознательная установка на точку, в России это круг, который имеет множество своих преимуществ».

Главным преимуществом российского круга Быков назвал его прогнозируемость, что и доказывал в течение лекции. Картинку начал рисовать с обозначения России, как общества спектакля. Зал заполняет публика, которая составляет роковые 86% населения. На сцене играется одна и та же пьеса в четырех актах — революция, заморозки, оттепель, застой. В революциях четко прослеживаются две фазы: все начинается бунтом старых элит (условно говоря, Стрелецкий бунт и ГКЧП) и заканчивается бунтом элит новых, которые строили новый мир и вдруг почувствовали себя винтиками (например, декабристы). Декорации разные, свободно варьируется степень вовлеченности артистов и накал страстей.

Четные века (16-й с Иваном Грозным, 18-й с «мрачным николаевским семилетьем» и 20-й со Сталиным) — более кровавые и жесткие, по нечетным почва отдыхает. «Главные события четных и нечетных веков соотносятся в том же масштабе, как Челябинский метеорит с Тунгусским — примерно, как 1 к 1000».

«Иногда первые ряды партера могут принять небольшое участие в действии — их вызывают на сцену, в качестве художественной провокации во времена революций и, частично, во времена оттепелей. Самое обидное, что именно этих людей из зала убивают первыми. Ведь они, в отличие от прочих актеров, серьезно относятся к происходящему».

По мнению Быкова, сегодня (век-то нечетный!) пьеса играется очень спустя рукава: «Не только жертвы плохо входят в свою роль, а то и попросту сбегают со сцены и отсиживаются за границей, но даже и палачи казнят зачастую понарошку. Пьеса деградирует на наших глазах, относиться к ней всерьез уже невозможно. Если в 70-е годы 20-го века пропагандистские фильмы смотрели с ужасом, то сегодня их воспринимают, как своеобразное фрик-шоу и клоунаду».

Как раз в данный момент, по его версии, Россия переживает заморозки («мрачное николаевское семилетье»), пусть и нечетного разлива. «Смысл репрессий в том, чтобы удержать общество в состоянии повиновения, прописывая ему все большую невротизацию. Разрешение заморозка в России всегда происходит, благодаря внешней войне, а если нет внешней угрозы — ее создадут, чтобы страх войны прививал населению сознание осажденной крепости, а любой сомневающийся приравнивался к внешнему врагу и предателю».

После заморозков надо ждать оттепели и следующего из нее расцвета культуры и науки. Этот период Быков прочит России «в считаные годы». Ну а потом — очередной застой или маразм, во время которого, по иронии судьбы, Россия достигает главных успехов, находясь в состоянии «самого свободного в мире рабства»… Когда же все успехи достигнуты, а герои изжились или погибли, декорации разрушаются, и цикл начинается в заново отстроенном театре, только «труба пониже и дым пожиже».

По версии Быкова, именно в соответствии с этим круговым циклом истории реинкарнируются друг в друга и русские писатели, аккумуляторы веяний общества: Гоголь превращается в Бабеля, Некрасов — в Маяковского и Есенина, Достоевский — в Солженицына, Горький — в Прилепина, Вышинский — в Суркова… Себя Быков мыслит реинкарнацией Мережковского, про которого Блок сказал: «Его все уважают и никто не любит». Повторяя схему жизни Мережковского, Быков надеется избежать двух моментов: «Они с Буниным были двумя главными кандидатами на Нобеля, но в тот раз дали Бунину. Перед смертью Мережковский успел одобрить фашизм, взяв у Муссолини грант на написание биографии Данте, но я грантов никогда ни у кого не беру».

Первым циклическую структуру истории России, по мнению Быкова, угадал Некрасов — он сравнил страну с «поповкой», непотопляемым судном, придуманным адмиралом Поповым. Испытания в Кронштадте показали, что судно в форме цилиндра, на две трети погруженное в воду, не тонет ни при каких штормах. У этого судна оказался ровно один недостаток — оно никуда не плыло, а только кружилось на месте (Некрасов: «Если толком разберешь, нет в России человека, с кем бы не было того ж»).

Тем, кому теории Быкова кажутся слишком умозрительными, поверхностными и притянутыми за уши, писатель посоветовал не спешить с выводами. «Ни одна моя идея не является ни ошибочной, ни верной — их верифицирует время. Надеюсь, своими идеями внести немного кислорода в тот сероводород, который сегодня преобладает в воздухе. Не только в России, но и в мире».

Зрителю, высказавшему сомнение в патриотизме Быкова и законности его нахождения на сцене Дома Москвы, писатель ответил: «Я живу в России и не намерен оттуда уезжать, я плачу там налоги и дышу одним воздухом с властью, в том числе и с Владимиром Соловьевым — другого воздуха нам не дано. Но я горжусь тем, что я москвич, и не хочу, чтобы Москва ассоциировалась только с ними. Поэтому у меня куда больше прав стоять на этой сцене, чем у некоторых».

Delfi публикует несколько любопытных рижских высказываний Быкова.

О предательстве. Идея предательства в России доведена до нечеловеческой виртуозности. У нас, как у Данте: в последнем круге ада находится предатель. Владимир Путин однажды сказал Алексею Венедиктову: вас я еще терплю — вы враг, предатели гораздо хуже… Кто попадает в предатели? Разумеется, бывшие единомышленники. Это беглый олигарх или персонаж, который был активным участником строительства нового мира и думал, что в новой эпохе ему тоже найдется местечко, но с ужасом убедился в обратном. Так окончили свои дни собака Курбский, Меньшиков, иудушка Троцкий, авантюрист Березовский — все они были правой рукой предыдущего царя и стали головной болью царя следующего, оказались сперва в ссылке, а потом двоим повезло сбежать за границу. Они же оказываются главными виновниками всех политических проблем.

О фанатизме в России. Зазор между тоталитаризмом и народным сознанием в России всегда был огромен. В Германии процентов 90 населения искренне верили в фашизм и приветствовали его успехи, даже до начала внешней войны — все верили, что происходит триумф воли и нация достигает наивысшего выражения. Россия не особо верила в коммунизм, всю дорогу рассказывала анекдоты и сочиняла частушки, измывалась над властями и никогда и ни за что не голосовала всерьез. Помните анекдот про социализм: ничего нигде нет, но у всех все есть, у всех все есть, но все недовольны, все недовольны, но все голосуют за.

Режиссер Янис Стрейч сказал мне в интервью важную мысль: настоящие немцы — это остзейские, местные, а остальная Германия не пережила фашизма и выродилась. И я убежден, что возрождение германского духа невозможно — после такого рака, как фашизм, выживает не всякий. Это с Россией может случиться коммунизм, тоталитаризм, любой «-изм» — она все переживет, потому что в ней никто ни во что не верит. Фашизма в России не будет никогда. Он в Америке даже может произойти, как сказал Труман: «Если американцы однажды проголосуют за фашизм — он к нам приедет». Они сейчас находятся в полушаге от того: Трамп может стать президентом Америки. А в России, как только выбирают президента, про него начинают рассказывать анекдоты. Поэтому эпоха фанатизма у нас невозможна. Германия погибла — Россия бессмертна.

О сотрудничестве с Паулсом в работе над мюзиклом «Золушка». Как лучшие отношения с тещей — раздельное проживание, так и лучшие отношения с композитором — это когда автор либретто его не видит. У всех моих пьес (кроме «Медведя») и сценариев всегда одна судьба: их заказывают, радостно одобряют, покупают, платят и… не доводят до постановки. Написанная по заказу Швыдкого пьеса «Золушка» получилась неплохой. Ее взяли, Паулс написал музыку, потом ее начал ставить и уродовать один известный режиссер, погубив проект. Затем Швыдкой разочаровался в пьесе, решив, что она слишком взрослая. В итоге пришел другой человек и написал другие стихи на музыку Паулса. Так что меня в той «Золушке» нет, а наши отношения с Паулсом не начинались и не закончились, а если кто его увидит — передайте мои восхищения.

О судьбе Латвии. Братцы, вы соскочили с российской карусели и теперь находитесь в свободном плавании, хотя вихри от наших кругов продолжают доходить и до вас. Если у нас (у России) все получится — вы попроситесь назад. А если нет — не попроситесь.

***

Последнее высказывание Быкова созвучно с мыслью, высказанной на прошлой неделе режиссером Александром Сокуровым в интервью порталу Delfi «А мы вас в русский ковчег не возьмем — вы в американский попроситесь!». Да и понятие ковчега не далеко уплыло от «поповки»: не тонет, всех спасет и никуда не плывет. Правы ли были оба мыслителя, покажет время.